25 февраля 1956 года произошло событие, которому предстояло перевернуть мир. Но для начала миру нужно было узнать об этом.

Почти четыре месяца прошло, прежде чем полный текст закрытого доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС попал на Запад. 5 июня его напечатала "Нью-Йорк таймс".

На следующий день в редакции органа компартии США "Дейли Уоркер" состоялось самое странное собрание журналистов за всю историю газеты. Вот как описал его в своих мемуарах знаменитый "красный" писатель Америки, лауреат Международной Сталинской премии мира Говард Фаст:

Мы все прочитали доклад, и испытанный от этого чтения ужас был виден в наших глазах и лицах. Мы сидели и обсуждали, будем ли мы печатать доклад в нашей газете. И тут произошло что-то, чего я не смогу забыть до конца моих дней. Вдруг возникло не поддающееся описанию ощущение чего-то холодного, жестокого и ужасного. Я встал и сказал: "Найдется ли среди нас хоть один товарищ, который сможет утверждать - на основе того, что мы сами знаем, что мы видели своими глазами - что он был бы еще жив сегодня, если бы наша собственная партия имела власть расстреливать?". Все смотрели на меня в упор и молчали. Это был конец.

Говард Фаст вспомнил, что за несколько лет до этого, еще при жизни Сталина, в Нью-Йорк приезжал глава Союза писателей СССР Александр Фадеев.

На встрече с американскими коммунистами вдруг кто-то спросил его о судьбе нескольких писателей: правда ли, что их арестовали и расстреляли?

Фадеев поднял эти "выдумки" на смех и рассказал подробно, как живут эти литераторы, кто из них над каким произведением работает и так далее. Нам стало стыдно, что мы поверили всяким россказням, вспоминал Фаст.

Узнав потом правду, он изумится и бессовестности, и находчивости Фадеева - как-никак сочинить на ходу, с улыбкой на лице, такие подробности об уничтоженных людях, - не каждому такое дано.

XX съезд не просто открыл ворота лавине убийственной информации, сокрушившей авторитеты покрепче фадеевского.

Признания Хрущева, холодящие кровь подробности расправ, убийств, пренебрежения моралью и любыми человеческими нормами, не говоря уж о партийной этике - все это ударило по самым глубинным основам коммунистической веры.

Ведь любая религия может существовать только на основе непоколебимой убежденности в непогрешимости божества и его пророков. А Сталин был для левых интеллектуалов на Западе и тем, и другим.

"Отец, король, лидер, герой, Спаситель - всему этому было имя - Сталин. Бог - Сталин", - писал Джордж Оруэлл о настроениях молодой интеллигенции Запада.

Правда, в начале пятидесятых годов небольшая группа западных интеллектуалов-социалистов отреклась от Советского Союза.

Они даже опубликовали знаменитый сборник "Поверженный бог", в котором с марксистских позиций, но беспощадно и яростно написали о своем глубоком разочаровании в сталинском СССР.

Однако в своей собственной среде они воспринимались в то время как ренегаты-предатели. Люди отказывались пожать авторам сборника руку, демонстративно выходили из комнаты, если туда входил кто-нибудь из них.

Пройдет шесть лет, и они перестанут быть отверженными - к ним присоединятся тысячи бывших товарищей.

После отставки Никита Хрущев сетовал, что не смог реабилитировать Бухарина, Рыкова, Каменева, Зиновьева и других большевистских лидеров, осужденных на "открытых процессах" тридцатых годов.

Он объяснял это свою нерешительность отчаянной просьбой лидеров главных европейских компартий. Они умоляли Хрущева не делать этого, опасаясь, что и без того массовый отток коммунистов станет лавиной, которая уничтожит компартии.

Ведь столько сил и средств было затрачено на доказательство вины осужденных "отщепенцев", столько публицистического яда вылито, столько репутаций поставлено на кон, чтобы объяснить рядовым коммунистам, как это вдруг ближайшие соратники Ленина превратились в иностранных шпионов и врагов народа.

Тем временем брожение началось и в странах Восточной Европы. Чуть не взбунтовалась Польша, Румыния стала добиваться вывода советских войск, а Венгрию пришлось усмирять военной силой.

В СССР и в странах-сателлитах ситуацию все же удалось удержать под контролем - с помощью массированной пропаганды, цензуры, репрессивного аппарата, в конце концов.

Но не согласный с разоблачением Сталина Мао Цзэдун стал создавать параллельный центр мирового коммунистического движения. А на Западе с одного фланга коммунисты и сочувствующие уходили в движение Новых левых, с другого - в троцкистские и маоистские организации.

Многие коммунисты ощутили, подобно Говарду Фасту, что дело не в одном только Сталине, что любая компартия стала "тюрьмой для свободных мыслей и чаяний".

Так что прав, видимо, лидер партии "Трудовая Россия" Виктор Анпилов и его немногочисленные, но активные сторонники, полагающие, что "все началось" с закрытого доклада Хрущева.

То есть, что крушение СССР и мирового коммунистического движения было предопределено именно тогда - на ХХ съезде.

Израильский премьер-министр Давид Бен-Гурион, был первым некоммунистическим лидером, прочитавшим полный текст закрытого доклада Хрущева.

"Через тридцать лет Советского Союза не будет", - сказал он. Ошибся он всего на пять лет.

Другое дело, что окончательного и полного отречения западной интеллигенции от марксизма не состоялось. Многие люди ощущают острую, физическую необходимость в идеальной альтернативе реальному, но такому несовершенному порядку вещей, меркантилизму рынка, убогости политической моды.

Да и новые тоталитарные идеологии не заставили себя ждать, придя на смену коммунистической.

Но если история все-таки повторяется, то и "Аль-Каиде" не миновать когда-нибудь своего "двадцатого съезда". Это, впрочем, скорее гипотеза, чем прогноз.