На завершившемся 14 июня в Сочи российском кинофестивале «Кинотавр» в качестве режиссера дебютировала молодая поэтесса из Таджикистана Аниса Сабири. В конкурсной программе короткометражных фильмов была показана ее лента «Искупление». По словам самой Анисы, участие в престижном кинофестивале было для нее вызовом, который она бросила самой себе, решив отправить на конкурс свою первую ученическую работу. Причем 8-минутная короткометражка по роману «Преступление и наказание» была снята и смонтирована всего за три дня. Мы встретились с Анисой, и она рассказала «Фергане» о том, как сделать кино без денег, как попасть начинающему режиссеру на международный кинофестиваль, почему Достоевского можно снимать где угодно и что нужно предпринять для развития таджикского кинематографа.

- Соцсети и СМИ обошло твое фото на красной ковровой дорожке кинофестиваля. Что ты чувствовала, когда шла по ней?

- Было очень волнительно идти - так много внимания со всех сторон, столько прессы, постоянные вспышки фотокамер. И огромное количество звезд, которых мы видим только на экранах - режиссер Павел Чухрай, актеры Евгений Миронов, Юлия Пересильд, Марина Александрова, Светлана Ходченкова - всех не перечислить.

- Но вид у тебя был достаточно уверенный.

- Я чувствовала, что со мной идет весь Таджикистан. Хотя в комментариях в соцсетях потом писали разное. Кто-то написал, что я вышла в ночной рубашке. При выборе платья мне хотелось показать классику и минимализм. Для такого ответственного наряда я обратилась к молодому таджикскому стилисту Маниже Бабакуловой. Мне кажется, она великолепно выполнила задачу. 


 Поделись своими впечатлениями о «Кинотавре». Что поразило, было неожиданным для тебя? Что дало тебе участие в фестивале? Полагаю, для дебюта в кино это очень хорошая стартовая площадка.

- Поразила, в первую очередь, масштабность мероприятия, организованного на достаточно высоком уровне. Это невероятная возможность для молодого режиссера - попасть на площадку «Кинотавра», оказаться в курсе самых современных и актуальных тенденций кинопроизводства в России, «пощупать» киношный нетворкинг изнутри, а он состоит из продюсеров, кинокритиков, режиссеров разного уровня, актеров, композиторов и так далее. «Кинотавр» - это подготовленный зритель, профессиональное жюри, разные методы, подходы к производству фильмов, разные школы. Я поняла очень важный для меня момент - куда нужно двигаться дальше.

И потом, когда начинающий режиссер впервые сталкивается со зрительным залом такого масштаба, где все смотрят твою работу, затаив дыхание, невольно пытаешься залезть в их умы, прочувствовать то, что чувствует каждый сидящий в зале. За эти восемь минут я пережила состояние самого нетерпеливого зрителя, жестокого критика и матери, испытывающей беспокойство за свое дитя. Это неописуемо волнительно и очень здорово.

- И в каком направлении ты решила двигаться дальше?

- Отправляясь на «Кинотавр», я уже планировала съемки следующей картины, работа над сценарием которой была начата еще в Москве. А на фестивале я утвердилась в своем выборе, потому что фильм - это всегда история самого себя через призму определенного события. Фестиваль дал возможность погрузиться в среду, зарядиться энергией кино в разных ее формах и посмотреть заново, возможно, уже более независимым взглядом, на историю будущей картины. Это тоже будет короткий метр, но хронометражем около получаса. «Искупление» было моей первой работой, скорее, пробой пера. На этот раз хочется подойти к производству максимально профессионально, поэтому сейчас у нас, скажем так, идет «настройка струн», подготовка к серьезной работе: подбор съемочной группы, поиск средств, кастинг, формирование бюджета.

- Как твой фильм попал в конкурсную программу фестиваля?

- Если честно, я до последнего не верила, что мы прошли конкурсный отбор, потому что такого уровня фестиваль - это мечта не только начинающих режиссеров, но и уже довольно известных. Я подала заявку в последний день перед дедлайном и думала, что ее даже не рассмотрят. Но через некоторое время получила письмо с поздравлением о включении нас в программу «Кинотавра». Мне казалось, это только отборочный этап, поэтому я сразу позвонила в оргкомитет, но там мне подтвердили, что наша работа принята и меня приглашают приехать на фестиваль. 

Фото предоставлено Анисой Сабири
Во время съемок картины «Искупление»

Как потом сказали в дирекции фестиваля, всего было просмотрено 480 заявок на короткий метр, из которых отобрали всего 28 лент. Не верится до сих пор, потому что это моя первая ученическая работа, и отзывы о ней тех моих знакомых, кто ее посмотрел, были совершенно разные, вплоть до того, что мне вообще нечего делать в кино. Для меня это было болезненно, потому что, когда ты только начинаешь, хочется, чтобы тебя поддержали, а не били по рукам.

На «Кинотавре» я утвердилась в том, что индивидуальное авторское видение имеет место, хотя разные картины зритель, конечно, воспринимает по-разному. Тут следует заметить, что и зритель бывает разный.

- То есть ты не стремишься угодить широкой публике, твой путь - это не коммерческое, а авторское кино.

- Совершенно верно. Для меня главное - донести до зрителя послание, которое я считаю важным транслировать. Не лгать при этом, оставаться максимально честным. Лаборатория Фреда Келемена, в которой я учусь, как раз апеллирует к авторскому видению, к возможности интерпретаций. Наверное, сейчас это амбициозно звучит, ведь я еще только начинаю свой путь. С другой стороны, может ли художник вообще признать свое произведение значительным, даже если оно таковым является? Мне кажется, что тогда он перестает существовать как художник. 

- Были ли еще работы режиссеров из стран Центральной Азии? Кто из конкурсантов в коротком метре тебе запомнился?

- Из Центральной Азии работ больше не было. Всего на фестивале были представлены только три работы с иностранным участием. Одной из них была наша, две другие — совместно с Грузией и Францией. В коротком метре запомнилась картина «Первый» режиссера Ладо Кватании о первом человеке, который был запущен в космос, но полет оказался неудачным. Этот фильм, прежде всего, о преодолении самого себя. Очень понравилась комедия «Время жить, время умирать» Михаила Полякова, в которой снялись Гоша Куценко и Любовь Толкалина. Приятно удивило, что в коротком метре было много профессиональных картин с серьезной продюсерской поддержкой. Нам этого, конечно, не хватало изначально. Правда, и задачи при съемке картины у нас были другие. 

Фото предоставлено Анисой Сабири

- Теперь о твоей картине. Почему для своей дебютной работы ты выбрала классика, и именно Достоевского?

- Наш мастер Фред Келемен дал задание снять небольшой этюд по «Преступлению и наказанию». Это было интересно, потому что я тоже очень люблю Достоевского: в его произведениях бездна неизведанного, этот писатель мне очень близок. Мы в лаборатории пересмотрели все фильмы по роману Достоевского - их порядка пяти. Мне близка интерпретация Сокурова под названием «Тихие страницы». Келемен поставил нам задачу интерпретировать идею, попытаться залезть как можно глубже, а не буквально экранизировать текст романа. Размышляя о Раскольникове, я услышала песню «Лалаик» - бадахшанскую мадо (это колыбельная, которую исполняют по время похорон), она меня очень тронула, до слез. На фоне этой мелодии перед глазами появилось пепельное небо, лес, где стоит потерянный Раскольников, действительность которого уже давно перемещена в условия клиники для душевнобольных. Диалог Родиона и Сони об искуплении очень близок мне. Вот так и родился сюжет картины. В своем Раскольникове я показала еще и собственное состояние, монолог героя отражал мои мысли - тогда было непростое для меня время, если честно. Я показала сюжет Фреду, ему понравилось, и осталось только не подвести и оправдать доверие мастера.

- И для реализации своей идеи ты поехала в Таджикистан?

- Мне хотелось вписать в свой этюд нашу натуру, которой, как мне кажется, нет больше нигде. Ведь тема, затронутая Достоевским, актуальна во все времена и везде. Раскольников может появиться где угодно - будь то Россия, Таджикистан или Австрия. Мне хотелось донести эту идею, вплетая в картину элементы национального колорита, при этом сделать это незаметно, ненавязчиво.

- При съемках ты обошлась малыми силами и средствами - три актера, три рабочих дня, три рубля бюджета. То есть твоя команда работала на чистом энтузиазме? У вас не было расходов на съемочный инвентарь, костюмы, декорации и так далее?

- Да, к сожалению, денег на съемки не было. Я просто взяла билет и прилетела в Душанбе, зная, что мне надо снять картину. Прибыв в Душанбе, попросила друзей помочь мне снять учебную работу. Они согласились, наверное, потому, что видели, как сильно я была обуреваема страстью выполнить задуманное. Реквизиты купили в секонд-хенде, с транспортом помогли друзья. Я еще убедилась, что, когда мы говорим о бюджете, забываем о том, что любовь и энергия тех, кто с нами работал, их электричество - это тоже бюджет, но тот, который невозможно оценить в деньгах. Это бесценные затраты. 

Фото предоставлено Анисой Сабири

Хотя, не буду лукавить, без материальной помощи тоже не обошлось - я очень благодарна российской компании «Нормандика», которая поддержала меня в приобретении видеокамеры и прочей техники. Эта компания занимается производством воды в России. Они очень прониклись нашей энергией, решили поддержать, ведь вода играет в нашем фильме очень важное значение, и вопрос чистоты, сакральности водного ресурса совпал во многом с философией этой компании. Здорово, когда есть такие люди из сферы предпринимательства, которые еще верят в молодежь.

В то же время я до сих пор не могу поверить, как была проделана такая колоссальная работа с теми возможностями, которые были у нас. Наверное, нами тогда овладела магия творчества, значимость идеи искупления, которая была близка не только мне, но и всей группе, в частности, актерам Хуршеду Мустафоеву, Терезе Заурбековой, Антону Родину. И важно, что с нами сотрудничал потрясающий маг Шахринисо Яковлева, которая собирала звук по крупицам, сделала отличный монтаж, а еще стала мне учителем, родителем, сестрой. Это для меня отдельная школа - поработать с таким профессионалом. Именно такие специалисты нам сегодня крайне необходимы. Со мной работали и молодые, но очень талантливые ребята - оператор Пайрав Шарифов, художник-постановщик Тахмина Муминова. Пайрав помогал до последнего и профессионально, и морально. Я тоже начинающий кинематографист, как и они, и поэтому очень благодарна ребятам за их доверие, надеюсь работать с ними дальше, делать все, чтобы мы вместе развивались.

- Кто вообще сейчас дает деньги на кино в Таджикистане? Наверное, все режиссеры, которые снимают фильмы, вынуждены обходиться малыми бюджетами?

- Это очень актуальный вопрос для таджикских кинематографистов, да и для российских тоже. По идее, основной спонсор кино в стране - киностудия «Таджикфильм», и, насколько я знаю, государство выделяет определенные средства на съемки кино. Я очень надеюсь, что в съемках моей будущей картины нас поддержат, очень хочется представлять культуру нашей страны на международном уровне достойно.

- То есть ты надеешься на помощь государства?

- Очень надеюсь, потому что без поддержки государства будет сложно: для качественного изображения нужна хорошая техника, нужны специалисты высокого уровня, слава Богу, они у нас еще есть. Насколько я знаю, для того, чтобы государство выделило грант, нужно, чтобы киностудия «Таджикфильм» утвердила сценарий. Будем пытаться.

- А такая техника на «Таджикфильме» есть?

- Да, сейчас на «Таджикфильме» вполне хорошая современная техника, есть профессиональные камеры, но арендовать все это оборудование для частного лица довольно дорого - нужны большие средства. 

- Много ли в Таджикистане частных студий, которые занимаются кинопроизводством?

- Большинство частных студий занимаются съемками видеоклипов, рекламных роликов. Студий, которые снимают профессиональное кино, единицы. Насколько я знаю, в этом плане раньше всех начал развиваться север страны. Там уже давно снимают клипы и небольшие картины. Но опять же, клипы и кино - два разных направления. Кинопроизводство требует больших вложений, серьезных бюджетов. С этим всегда проблема.

И в целом, для того чтобы говорить о таджикском кинематографе, надо создавать свою таджикскую школу кино. Существуют, например, иранская, французская, итальянская, румынская школы кино. 

Фото предоставлено Анисой Сабири

Школа - это не просто энное количество преподавателей и факультет режиссуры. Школа - это традиция, то есть преемственность визуального почерка, это особое, свойственное региону чувствование, синтез философии и метафор, архаика локальной культуры, вплетенная в постановку проблем мирового уровня.

К сожалению, - и это не только в Таджикистане - нашим молодым авторам не на что опираться, ведь работа в кинематографе требует очень широких и глубоких познаний в живописи, литературе, психологии, истории мирового кино, мифологии, философии, поэзии. Тем более для создания национального кино, где надо не только хорошо разбираться в мировой культуре, но еще и быть знатоком культуры своего народа, разбираться в ней объективно и беспристрастно, ощущать свою землю так, как ее может ощутить только обладающий особым зрением.

Для создания национального кинематографа и, о чем я очень мечтаю, «таджикской школы кино» нужна сильная образовательная база, а также среда, где бы аккумулировались разные идеи и направления, культурные центры, арт-площадки, но, в первую очередь, нужна государственная программа поддержки кинематографа.

Еще одна проблема - это язык, на котором говорят в современных таджикских фильмах. Есть большая разница между классическим литературным таджикским языком и тем, на котором мы говорим в реальной жизни. Сегодня в фильмах, которые снимаются в Таджикистане, почему-то говорят на очень сложном литературном языке. Например, в Иране такого нет. Там герои разговаривают на простом бытовом просторечном языке, без наигранности и фальши. А у нас она чувствуется, и порой бывают смешные моменты, когда герои говорят друг с другом так, как в реальной жизни они бы никогда не разговаривали.

Вообще, цензура не должна мешать отражать реальность такой, какой она является. Хотя, цензура - это не только министерства. Это еще и преподаватели, готовящие кадры. Например, знакомые молодые режиссеры рассказывали мне, что их преподаватели по режиссуре пытаются навязать им свое видение, которое те считают правильным. Им говорят: «ты должен снять так и так, а если не так, то это неправильно» или «да что ты знаешь, ты ведь еще никто». О каком творчестве тут может идти речь? В творчестве нет понятий «правильно» и «неправильно». Настоящий учитель - не тот, кто учит, навязывая свое мнение, а тот, кто показывает направление, куда можно двигаться ученику. Выбор всегда за последним.

Мне повезло, я училась у великих мастеров: в кино - у Ираклия Квирикадзе и Фреда Келемена, в литературе - у Тимура Зульфикарова, по жизни - у Далера Назарова, которые никогда не говорили, что вот это правильно, а это неправильно. Да, есть определенные критерии, которые помогают выполнить работу профессионально, но ни в визуальном плане, ни тем более в смысловом никаких правил существовать не может.

- Аниса, до кино ты занималась поэзией, журналистикой, фотографией. Сейчас для тебя кино - это то, на чем ты хочешь сосредоточиться и чем планируешь зарабатывать (что тоже немаловажно), или ты намерена развиваться во всех этих направлениях?

- Я думаю, что настоящий художник должен черпать свое видение из разных отраслей. Работа в смежных отраслях обогащает внутреннюю тактильность, сохраняет свежесть взгляда. Мне бы хотелось продолжить развиваться в каждом из направлений, которые я пробую, потому что каждая из этих сфер, будь то литература, фотография или кино, дает ощущение вхождения в океан, в котором можно плыть бесконечно, и это прекрасно. К кино я обратилась неслучайно, ведь это перекресток разных направлений, в которых все перекликается в движении. Я бы хотела посредством разных видов искусства быть медиатором своей культуры и тех проблем, которые стоят перед обществом. А я не могу не говорить о том, что меня очень сильно волнует, и кино - как раз то универсальное средство, которое позволит мне наиболее полно раскрыть эти больные для меня вопросы.

- А какие темы тебя волнуют? О чем бы хотелось снять следующие ленты?

- Мой следующий короткометражный фильм (я уже о нем упомянула) будет о мальчике, который взрослеет во время гражданской войны в Таджикистане. Он теряет отца на войне и на фоне происходящих драматических событий ему приходится взрослеть немного быстрее. У него, как и у всех детей, есть свои мечты и надежды, но реальность застает его в самом нежном возрасте, когда надо играть в игрушки, а не думать о смысле жизни, которой он не способен противостоять, потому что идет война. Герой фильма пытается изо всех сил выстоять против обрушившейся на его хрупкий, еще детский мир реальности. Эта тема касается всего моего поколения, которое родилось и росло в период гражданской войны и после нее. Получается, что я и мое поколение являемся ровесниками нашей суверенной страны, и мой герой как раз олицетворяет собой попытки страны встать на ноги, осознать себя. Хотя мне хочется выразить в его лице трагедию человека современного мира в целом. Ведь в мире идет тотальная война - война смыслов, идей, цивилизаций. Каждый из нас - участник этой войны, совершенно беспомощный перед возникающими перед ним вызовами.

Кроме того, внутри меня, например, всегда идет борьба между двумя вопросами: что я должна сделать как частичка Вселенной и как человек, который родился на своей земле. Я очень чувствительна ко всему, что происходит в моей стране. И даже когда кто-то бросает мусор, мне кажется, что это в моем доме сорят, подхожу, делаю замечание, со мной ругаются. Но потом я опять возвращаюсь к вопросу о том, что я только лишь песчинка во Вселенной, и нельзя себя так сильно идентифицировать с определенными границами. Пора мыслить глобальнее. Но я все-таки в последние годы пришла к тому, что моя миссия на этой земле - транслировать какие-то проблемы, концепции и философские вопросы моего народа, моей культуры, которая течет у меня в крови. И творчество - пока, пожалуй, единственное пространство, в котором я могу реализовать свои чаяния, зачастую утопические.

- А тема трудовой миграции тебе интересна? В последнее время многие российские художники (в широком понимании этого слова) обращаются к теме трудовой миграции, но мне кажется, что в современном таджикском искусстве она не настолько популярна, хотя должно быть наоборот.

- У меня было желание сделать курсовую работу на тему трудовой миграции - о подростке, который продает воздушные шарики, чтобы помогать своей бедствующей семье, оставшейся без кормильца. Их отец уехал в трудовую миграцию, но из-за экономического кризиса перебивается мелкими заработками, у него нет патента и денег, даже чтобы позвонить семье. Я уже написала сценарий, но потом решила отложить эту тему. Чтобы снимать фильм, надо быть очень честным, нельзя снимать поверхностно, нужно глубоко пережить эту ситуацию. Я почувствовала, что на данный момент не готова к ней. Но надеюсь, что вернусь к этой теме.

- Ты задумывалась, кто твой зритель? На какую аудиторию ты хотела бы ориентироваться в будущем?

- Конечно, хотелось бы ориентироваться на думающего зрителя, который тоже задает себе вопросы и пытается на них ответить. У меня нет задачи, чтобы каждый понимал мои работы и всем они нравились. Моя задача в том, чтобы дотронуться до зрителя, который готов меняться сам и менять окружающий его мир - ближнего, страну, - которому нужно электричество для того, чтобы зарядиться самому и зарядить окружающих.

- И творчество художника должно быть этим самым источником энергии?

- Да, потому что, к сожалению, наше общество дезинтегрировано, мы очень разобщены, нам не хватает общего двигателя. У нас очень глубокие корни, богатая история, культура, которые следует уважать. Но это не означает, что мы должны на этом зацикливаться - сегодня следует мыслить шире, стремиться к мультикультурализму, мы должны не замыкаться в своей самобытности, а привносить ее в общемировую культуру. Наверное, это слишком глобальная задача, но хотелось бы попытаться что-то сделать для этого.

- Чьи фильмы оказали на тебя наиболее сильное влияние? Какие картины обязательно нужно смотреть?

- Помню, когда училась в школе, раз десять подряд смотрела «Сталкер» Тарковского. Потом, когда я преподавала в Душанбе в мастерской юного писателя, куда приходили дети в возрасте 9-16 лет, я тоже ставила им его фильмы, предупреждая, что если им станет скучно, я сразу выключу. Как ни странно, они с интересом смотрели их до конца и потом писали любопытные эссе-размышления на философские темы. Это заблуждение, что дети не способны воспринять глубокие темы. Я благодарна своей семье, что мне с детства не ставили никаких ограничений в моих увлечениях.

Люблю философское кино. Это очень много фильмов разных режиссеров самого разного периода. Среди самых любимых картин, где, на мой взгляд, эстетика кино доведена до экстатического уровня, это «Взлетная полоса» Криса Маркера, «Ладони» Артура Аристакисяна, «Туринская лошадь» Белы Тарр, «Молчание» Мохсена Махмальбафа, фильмы Сокурова, Параджанова, Вима Вендерса и других. Из наших режиссеров я очень люблю Бахтиера Худойназарова. Очень сожалею, что мне не довелось встретиться с ним. Это был режиссер мирового уровня, на мой взгляд, недооцененный в Таджикистане. Я считаю, что нашим молодым режиссерам нужно смотреть его фильмы - как образец того, как нужно преподносить национальное: очень тонко, неназойливо, - и как можно завуалированно донести какие-то важные послания.

- Я бы добавила, что в фильмах Худойназарова довольно много самоиронии и юмора, он умел посмеяться над пороками нашего общества, причем не возвышаясь над ним, а находясь внутри него. Это признак действительно большого художника.

- Мне как раз вспомнилось, что на «Кинотавре» был мастер-класс с президентом фестиваля Александром Роднянским, который является еще и членом жюри Каннского кинофестиваля. Роднянский говорил о том, что режиссера Андрея Звягинцева, в последнем фильме которого он выступил как продюсер, часто обвиняют в том, что он пытается очернить русскую реальность, показать нелицеприятные стороны российской жизни. Роднянский заметил, что настоящий режиссер не может не показывать то, что волнует его и общество. Только тогда произведение искусства актуально. Я в этом с ним полностью согласна. Мы не можем не говорить о проблемах. Иначе развития не будет.

- Ну, а если говорить не о деятелях искусства, а о людях из твоей жизни, кто тебя вдохновляет, является твоим стимулом?

- В последнее время меня очень вдохновляет мой учитель Фред Келемен. Это большой мастер, и мне очень повезло, что я к нему попала. Он великий эстет. В киношедевре «Туринская лошадь» Белы Тарр он был оператором. Фред - большой художник и при этом очень скромный и совершенно не публичный человек. И то, как он работает со светом, как он видит свет и тьму, очень любопытно с точки зрения как визуального искусства, так и философии.

И конечно, меня вдохновляют наш таджикский народ и земля, к которой я испытываю необъяснимую тягу. Часто в поездки беру с собой нашу воду. Некоторые смеются. Меня вдохновляет наш фольклор, народная и классическая музыка, поэты-философы из народа, которые воспевают свои обыденные будни и делают это очень естественно и красиво. В народном языке есть что-то необыкновенное, очень близкое к природе.

- А семья?

- Конечно, мама очень поддерживает меня. Она не ограничивает никакие мои эксперименты. Она старается меня понять, хотя не всегда мы смотрим на одни и те же вещи одинаково. Зачастую даже наоборот. Но думаю, что надо иметь мужество быть родителем творческого человека, который находится в вечном поиске.

- Этот поиск в свое время привел тебя в университет МВД России.

- Да, было время, когда по настоянию родни я поступила в Академию МВД, которую и закончила. И это, наверное, был самый нелепый период в моей жизни. Но с другой стороны, видимо, он нужен был мне для того, чтобы понять, что я хочу заниматься именно искусством и по-другому я просто не могу.

- Спасибо, Аниса, за беседу. Удачи тебе!